|
|
| |
Пост N: 324
Откуда: Нижний Новгород
|
|
Отправлено: 28.04.07 09:32. Заголовок: Очерки кинолгогии А.А. Рази (1929 г.) Глава I
Думаю будет интересно почитать. Уж очень мне это напоминает нас и наши споры. Такое ощущение, что за сто лет ничего не поменялось.
"Страницы истории наших дней будущий ученый, несомненно, назовет эпохой великих открытий. Революция в науке - характернейшая черта нашего времени. В области физики, этой точнейшей из точных наук, произошла полная переоценка ценностей. Теория относительности Эйнштейна - Ньютона XX столетия, работы Планка, Бора, Перрэна и других ученых видоизменили существо наших знаний о строении вселенной и вещества. Химия, физиология и биология гигантскими шагами идут вперед, вырывая у природы одну тайну за другой. Даже такая отвлеченная наука, как философия, и та подверглась операции в духе материалистического понимания.
Новое вино, крепкое и молодое, вливается в старые меха, на благо цивилизации.
И вот в это удивительное время, когда человеческий гений торжествует, сумев, по образным словам Уайльда, "измерить бег луны"и бросить на чашу весов солнце", кинология, к нашему стыду, пребывает в первобытной стадии культуры.
По кинологическому храму, полному схоластической пыли и паутины, бродят длиннобородые жрецы, охраняющие со всем высокомерием курульных эдилов ортодоксальные заветы старины.
Все эти охотничьи иовы-Аввакумы с исключительным упорством продолжают писать слово Иисус - через десятиричное “и”.
Время умеет мстить... Пройдет немного лет и они сами будут свидетелями крушения их идей.
Ньютон говорил: “Я стою на берегу океана вселенной, хранящего на дне своем неисчислимое количество тайн". Этой скромностью великого ученого, к сожалению, не отличаются наши кинологические пророки.
Знания они заменяют проповедью. Они не разъясняют, а "вещают". В кинологии для них нет никаких тайн. Все ясно и просто, как Колумбово яйцо. Они давно открыли Америку, но кинологическое яйцо продолжают бить с одной стороны, не понимая, что существуют и другие способы... очистить яйцо от скорлупы.
Когда какой-нибудь неофит начинает "вопрошать" такого пророка, "Юпитер сердится", ибо с его точки зрения головы учеников должны представлять из себя чулан, куда он будет складывать свои "преданья" впрок, как добрая хозяйка соленья.
Критика ими принципиально отвергается. Их "вещания" должны приниматься на веру, как откровения. Наш реалистический век - жестокое время... Никто, кроме кинологов, не пытается пользоваться метафизикой, мирно находящейся на дне мусорного ящика истории. Молодое поколение ничего не желает принимать на веру и, подобно Фоме Неверующему, в каждом сомнительном случае пытается вложить персты свои в раны эксперимента.
Глубина знаний измеряется не длиной бороды пророка, а научно поставленным опытом.
Доказать необходимость такого опытного познания полевых качеств собаки и составляет предмет моего труда.
Современую кинологию нельзя мыслить без выставок и полевых испытаний. Эти два института являются как бы крайними точками той оси, вокруг которой вращается вся эта отрасль знания.
Выставки и полевые испытания - две стороны единой полноценной кинологической монеты, без существования которых невозможен прогресс в собаководстве.
Однако, кинологи в этом, казалось бы, бесспорном положении не все единодушны. В зимний долгий вечер, когда охотничий сезон закончился, ружье мирно отдыхает в чехле и мысли наши невольно тянутся к литературе, переверните несколько десятков пожелтевших страниц старых журналов и вы убедитесь, что я прав...
Кинологическая палитра разногласий вмещает в себе все краски радуги. Клавиатура мыслей по этим двум кардинальным вопросам не менее восьми октав, при чем каждый из авторов, кому редакция гостеприимно предоставила страницы своего журнала для кинологических упражнений, считает себя виртуозом рояля.
По вопросу о значении первого института мы имеем парадоксальное мнение М. Д. Менделеевой, выбросившей боевой лозунг - "без выставок". В талантливом пафосе она клянется Аркрайтом и утверждает, что с 1859 года, т.е. со времени открытия первой выставки собак в Англии, был вбит последний гвоздь в крышку гроба полевой подружейной собаки. Известные упреки Аркрайта по адресу Кеннель-Клуба, который назывался им похоронным бюро полевых собак, послужили Менделеевой доказательством правильности ее лозунга.
Вверх от этого парадокса идет целая лестница мнений, завершающаяся фимиамом ревностных фанатиков выставок.
Ту же самую картину мы имеем и в отношении полевых испытаний. Правда, стопроцентных отрицателей испытаний немного, но зато критиков и реформаторов, так сказать, Мартынов Лютеров собаководства, во всяком случае больше, чем этого требует польза дела.
За исключением тех, которые,раз в жизни своей, ударив по клавишам, почему-то вообразили себя пианистами, большинство авторов атакуют полевые испытания не в лоб, а с флангов, нападая, главным образом, на английскую систему испытаний.
На крайнем фланге чересполосицы мнений по вопросу о значении и характере полевых испытаний стоят Ивашенцев и Бутон. В их лице мы имеем наиболее ярких и талантливых защитников фильд-трайльсов. Однако, блеск изложения не затемняет их мысли о том, что время для реформы созрело и что в этой области не так все обстоит благополучно, как это кажется на первый взгляд.
По образным словам Бутона, цель испытаний должна сводиться к получению собаки "с чутьем за версту, ходом, как молния и умом философа". Однако, тень случая, стоящая, как статуя командора за спинами судей, не дает возможности не только осуществить эту мечту, но даже приблизиться к ней.
"Нужно придумать способы, говорит Бутон, есл
и не уничтожения случайных результатов экспертизы, то сведения этого почти сплошного явления до наименьшей степени".
Для меня особенно дороги эти слова, ибо они целиком подтверждают основную мысль моей работы, что не судьи, а "случай" является действительным хозяином поля.
"Необходимо, продолжает Бутон, поставить процесс полевых испытаний так, чтобы судьи имели возможность ближе познакомиться с каждой достойной собакой, а не явно бездарной, и не выносить своего приговора часто лишь по одной, иногда даже перемещенной птице. Как прийти к этому практически - это дело организации полевых испытаний..."
Не правда ли суровый, но действительно справедливый приговор? Ценность его увеличивается именно тем обстоятельством, что он исходит не только от опытного кинолога, но и верного рыцаря фильд-трайльсов.
Бутон - полный антипод тех противников испытаний, которые в своем рвении выбрасывают из ванны вместе с водой и ребенка.
Отрицательно относится к общепризнанной системе испытаний и М. Д. Менделеева. Исходя из той точки зрения, что наши испытания поощряют только узкий, специальный тип собаки, она первая пропагандирует организацию испытаний в условиях практической охоты, аргументируя свое положение следующими парадоксальными мыслями:
"В погоне за благородным и красивым, кинология дошла до создания такого типа собаки, который стал невозможным для истинного охотника, если он не склонен отчасти обратиться в кинолога: громадный поиск и страсть современной легавой идут в разрез со смыслом охоты. Собаку трудно вести, она плохо применяется к условиям, одним словом, она становится охотнику (думающему бить дичь, а не любоваться собакой) - не помощью, а обузой"...
Констатируя идейный антагонизм, существующий между кинологами и охотниками, Менделеева в следующих словах продолжает свою аргументацию.
"Следовало бы вспомнить, что кинология должна служить и охоте. Путь - один: интересы охотника и кинолога должны слиться: значит надо дать охотникам собаку, наиболее пригодную для целей охоты:
послушную, с хорошим поиском, который она могла бы менять по мере надобности, чутьистую и обладающую разносторонним охотничьим умом, не узко специальным. Мы сами виноваты в том, что охотники любят ублюдков: в них они находят, может быть, больше важных для охоты качеств, чем в предлагаемых им нами кровных животных".
Со свойственным М. Д. Менделеевой радикализмом она острым мечом своей диалектики быстро разрубает Гордиев узел старых споров о характере испытаний. На смену фильд-трайльсам - этим "скачкам легавых", которые могут доставлять наслаждение лишь изысканным гурманам кинологии, должны прийти испытания в условиях практической охоты. Цель их - выработать желаемый тип, пригодный для охоты.
Вот этот призыв М. Д. Менделеевой явился как бы возможным компромиссом между защитниками фильд-трайльсов и их отрицателями. На страницах старых журналов можно найти желчные строки, отвергающие испытания целиком, как бессодержательную забаву снобов, выдумавших особый вид спорта, ничего общего с охотой не имеющего.
Вот, что говорила М. Д. Менделеева в 1913 - 1916 годах. Послушаем, что говорит теперь этот вдумчивый и серьезный кинолог: "Какова достоверность и надежность цифр при наших слишком, поневоле, из-за отсутствия дичи, слабых проверках собак по одной-двум птицам? Решительно всякий, причастный к полевому делу, сейчас говорит, что полевые испытания - это игра, лотерея...
Слишком много тому примеров каждый год: лауреат диплома второй степени на другой год оказывается бесчутым, с оценкой чутья в 12 балов. Скажут, что это случайность, но какова же тогда ценность этих слишком случайных цифр?! Не проще ли прямо говорить, что такого то числа "Джек" просто работал лучше всех остальных собак, потому и поставлен на 1-е место, а в другой раз работал хуже и поставлен под конец? Для меня все больше и больше становится ясным,что, в особенности при нашем бездичьи, абсолютная оценка все более и более неуместна. Заводское значение балловой оценки я не признаю; заводчик, опирающийся только на эти данные, не пробуя сам производителей - плохой заводчик и роли играть не может"...
Итак, многолетний опыт судьи, под расценкой которого побывал не один десяток первоклассных полевиков, привел к такому, для многих неожиданному, выводу. Слова, взятые мною в кавычки, по своей силе и красочности не требуют комментарий.
Одновременно с М. Д. Менделеевой пришел к выводу о необходимости реформировать балловую таблицу и Б. М. Новиков; проект его таблицы мною помещен ниже. Освободившись от "боязни отступить от старых традиций и от указаний учителей" он идет далее и совместно с А. А. Чумаковым в настоящее время является сторонником испытательной станции, справедливо утверждая, что "она имеет несравненно большую возможность точно определить полевые качества собаки". (Охотн. Газета № 4, 1929 г.).
Однако, вернемся к прерванной нами экскурсии в область истории. Море иронии, разлитое по пожелтевшим и запыленным страницам по адресу фильд-трайльсов, не вызывает во мне ни гнева, ни удивления, несмотря на всю наивность доводов. Брюзжание стариков, видевших прелесть охоты в гармоническом сочетании ружья и собаки, в своей основе имело не осознанную полностью идею о том, что в области полевых испытаний, как некогда в царстве Датском, что-то гниет, и что реформация в этом деле, построенная на прочном фундаменте науки, а не одного кинологического предания, должна неизбежно прийти.
Они - эти милые старики "старого, стильного письма", так сказать, кинологические старообрядцы, не понимали кинологии, органически не связанной с охотой, и фильд-трайльсов, как самостоятельного спорта... без ружья. Для них вся кинология должна быть служанкой охоты. Все же, порой справедливые нападки стариков били мимо цели. Да и стреляли они по малым мишеням, а не по принципам и методам исследования, ревниво охранявшимся сонмом первосвященников кинологии, не допускавших в своем ортодоксальном ослеплении и мысли о возможности применения другой, научной системы испытаний подружейных собак, освобождавшей их, по мере возможности, от всяких случайностей поля.
Но, об этом будет речь ниже.
Роль контрабаса в оркестре оппозиционеров к фильд-трайльсам принял на себя К. Денисов. Он верный паж М. Д. Менделеевой и несет шлейф ее диалектики в таком виде:
"Требования, предъявляемые к собаке, приготовленной к полевым испытаниям и приготовленной к охоте вообще, много разнятся, а некоторые совершенно исключают друг друга, и по сему для охотников, ограниченных в средствах, нет возможности иметь специально спортивных собак и специально для охоты. Много труда и времени, не говоря о средствах, нужно затратить, чтобы получить собаку, могущую с успехом выйти на современные полевые состязания, и притом такую, которая могла бы применяться к требованиям и условиям охоты вообще, собаку, которая была бы помощью, а не обузой для охотника"...
Вот эта иеремиада на высоких нотах, как и все остальное, направляет свое острие не по адресу. Дело не в характере испытаний, а исключительно в методе исследования полевых качеств собаки. Фильд-трайльсы, в чистом виде или под русским соусом, парные испытания, в одиночку, абсолютные или сравнительные, с балловой расценкой или без нея, лишены научно-объективных приемов исследования. Вот этого не понимает и другой последователь М. Д. Менделеевой, ее соратник, "орел из стаи славных" - Лесняк. Его статья помещена в "Нашей Охоте" (1912 г.). Литературная истерика на многих страницах заканчивается такой анафемой: "Фильд-трайльсы в современных условиях ведут к упадку собаководства, а не к развитию и совершенствованию его".
Этому торжественному финалу аккомпанирует мрачное предсказание, помещенное Несколько впереди: ... "Пройдет еще десять, двадцать лет при таком направлении трайльсовых испытаний, и полевые победители станут годны только на скаковой ипподром".
К счастью для русского собаководства предсказание не осуществилось, и Лесняк оказался таким же плохим пророком, как и теоретиком.
Дружный натиск шеренги журнальных охотников, под талантливым командованием М. Д. Менделеевой, не принес победы именно потому, что основная задача фильд-трайльсов, сформулированная А. В. Столяровым, как "выяснение степени природных полевых качеств собаки", не может быть решена на основе старой схоластической формулы, этого уравнения со многими неизвестными.
Апатия и упадок веры в полевые испытания трайльсового типа в десятых годах нашего столетия достигли такой силы, что наиболее ревностные поклонники их стали превращаться в еретиков.
Так, Б. М. Лазарев в следующем виде каится перед читателями:
"Я страстный поклонник идеи полевых испытаний. К сожалению, пока их вернее называть полевыми состязаниями. Чуть, что не все зависит от муштровки, дрессуры. Часто глядишь и думаешь: да при чем тут охота... И не знаешь. А пойдешь с победителем на болото, в лес, бог ты мой, сколько крови перепортишь. Ведь это же правилом стало, что с собаками, предназначенными для участия в полевых испытаниях, охотиться нельзя. Говорю о молодых, разумеется. Вы же наверно помните, что на последних испытаниях в Косине некоторые первопольщики прошли плохо только потому, что их владельцы "слишком много с ними охотились". Дальше идти некуда, господа".
Помимо этих трубадуров М. Д. Менделеевой, подвергли критике фильд-трайльсы и первые скрипки старого кинологического оркестра, правда, без излишней аффектации, с солидностью и достоинством, присущими всем премьерам.
С некоторой долей скептицизма относился к полевым испытаниям и А. В. Столяров, возражая против увлечения "муштрой" собак, затушевывавшей природные дарования собаки, выявить которые и дать правильную расценку и составляет основную и важнейшую задачу экспертизы.
Приобретенные по вине егерей пороки не передаются потомству, а потому есть все генетические основания отнестись снисходиельно к ошибкам собаки по дрессировке, а не провалить и, тем самым, умалить ее производительскую ценность.
Несколько в ином духе высказывается маститый К. В. Мошнин:
"Отдавая все должное значение полевым испытаниям, как в Западной Европе, так и у нас, я глубоко уверен, что состязания, быстро развивая те способности животных, которые прежде всего бросаются в глаза в работе собаки, никогда не будут полным показателем всех достоинств собаки для нашей отечественной охоты. Есть даже важные охотничьи качества, которые постепенно должны заглушаться требованиями состязательной системы".
Этими знаменательными словами Мошнина я заканчиваю свои цитаты, приведенные мною не по мотивам хорошего литературного тона и не в силу своеобразной инерции обычая, а с целью показать некоторое единодушие старых собаководов в отрицательной оценке существующей системы испытаний. Расходясь в деталях, они все-же держали единое направление, считая, что в царстве Датском что-то гниет и требует реформы.
Мнение Мошнина для меня особенно ценно в той части, где он констатирует состязательный характер испытаний, добавляя, что они никогда не будут полным показателем всех достоинств собаки. Оказывается, к моей гордости, что в этом вопросе я не одинок. Однако, несмотря на всю искренность и убедительность такого рода упреков по адресу освященного веками типа испытаний, все же эти филиппики не более чем булавочные уколы по сравнению с теми громовыми ударами, которые нанес испытаниям Р. Ф. Гернгросс.
Как это ни сенсационно, но это так, к крайнему моему удивлению. Все мы привыкли считать Гернгросса апостолом фильд-трайльсов, самым ортодоксальным и ревностным последователем московских правил. И вот совершенно неожиданно этот кинологический Зевс-Олим-пиецу в своей статье, посвященной памяти "Микадо", совершает над своими убеждениями японское "харакири" с таким талантом и искусством, которым позавидовал бы самый лютый враг фильд-трайльсов.
Каждая строка этой примечательной статьи - удар парового молота, каждое слово - ком земли на могилу испытаний. И вот, безнадежно запутавшийся в сетях своей собственной диалектики, Гернгросс зачем-то теперь воскрешает им же похороненного Елиазара.
Продемонстрируем доказательства, ибо в этом отношении Гернгросс весьма строг ко всем, кроме самого себя, и, заставляя других принимать на веру свои утверждения, требует от остальных документального подтверждения каждой запятой.
Передо мною "Ежегодник О. Л. П. С." за 1915 г. На странице 101 заупокойная месса испытаниям, под заглавием "Микадо" Б. Д. Вострякова. Автор - Р. Ф. Гернгросс. Цитирую вступление ... "За последние два десятилетия полевых испытаний... мне приходилось видеть, а часто и судить, много выдающихся собак. Некоторые из них получили звание чемпиона в Петроградских О-вах, но наиболее сильное и цельное впечатление оставила во мне собака, не признанная ни разу чемпионом, хотя и выступавшая на чемпионатах во всех трех О-вах, -"Микадо" Б. Д. Вострякова... Когда Мошнин, со свойственным ему чутьем и талантом, выявил понятие "стиля работы" легавой собаки и указал ему надлежащее место в оценке этой работы, "Микадо" еще не появлялся на испытаниях, но я не помню другой собаки, которая могла бы лучше и ярче иллюстрировать это понятие охотнику, не знающему в чем оно состоит...
... У "Микадо" был громадный ход, широчайший поиск, были и другие собаки с таким же ходом и поиском, но никто из них, так как "Микадо", не показывал, в чем в этих качествах может выражаться высокий стиль...
... Также великолепны и стильны были у него потяжка, подводка и стойка... И сила чутья его была не в особой восприимчивости его обоняния ко всякому запаху, а в уменьи дать себе отчет в том, что доходило до его обоняния, в полной гармонии обоняния и осязания”.
Да простит меня Р. Ф. Гернгросс, что я, так сказать, за его счет получаю построчный гонорар, но, право, я не виноват в том, что его статья - богатый арсенал, где хранится самое сильное оружие против него самого и полевых испытаний.
И вот, несмотря на свидетельство такой первой величины звезды, как Гернгросс, впавшей даже в литературный пафос, "Микадо" провалился на испытаниях первопольных Московского О-ва и, кроме испытаний в Киеве в 1906 году, нигде не был расценен по заслугам. Жизнь свою он закончил в зубах "Томсика", не с титулом чемпиона, а в простом звании хорошего полевого пса.
Причину этой собачьей трагедии следует искать в системе испытаний - и только в ней.
В начале своей работы я говорил, что истинным хозяином поля является "Случай". Судья - не более чем Фауст, кинологической шпагой которого руководит Мефистофель-Случай. К несчастью для собаководства - это так.
Вернемся к примечательной статье Гернгросса. По его мнению, причины, провалившие "Микадо" на испытаниях, сводятся к следующему:
а) к случайной сидке бекаса в воде,
б) к сильному запаху ржавчины болота,
в) к неумелости егеря,
г) к наличию свободного времени у судей. Еще одна последняя цитата, относящаяся прямо к указанным выше причинам.
“...Три птицы были сработаны так, что если бы испытание на них и было закончено, то "Микадо" весьма вероятно получил бы полный балл во всех рубриках, даже по чутью, но наличность свободного времени и сначала случайная сидка бекаса в глубокой воде, в том месте, где "Микадо", идя по ветру, в конце своего челнока повернулся против ветра, а затем случайный приход на то место болота, где ни одна собака, по особому запаху ржавчины, не могла взять ни одной птицы и т.д. ..."
Собственно этот обвинительный акт полевым испытаниям, в котором с поразительной экономией слов дано максимум эффекта, не требует никаких комментариев. В самом деле, как красноречива дважды подчеркнутая случайность, которая, с моей точки зрения, всегда является решающим фактором на наших квази-испытаниях. Где же объективная экспертиза, необходимая для генетических задач собаководства, если экспортируемый проваливается из-за нелепости программы... Что же это за судьи, если они бракуют собаку за случайности, в которых она совершенно не повинна... На всем этом лежш печать какогото чудовищного абсурда... Этот клубок противоречий не распутать самому софисту Протогору. Но самая изумительная это нос ледняя причина провала, так сказать перл кинологической схоластики -наличность свободного времени у судей. Казалось бы, самой элемен тарной мыслью является необходимость продлить время испытани! для каждой собаки до пределов возможного, дабы, по логике вещей 14 наиболее полно изучить ее природные свойства. Только выходя за пределы средних 30 минут, уделяемых на испытаниях каждой собаке, мы можем уменьшить влияние случая на расценку. По Гернгроссу, наоборот, испытывайте поменьше собаку, чтобы она как-нибудь не провалилась... Право, трудно понять такую метафизику. В самом деле, собаку привели на такое болото, где нельзя было учуять птицы из-за ржавчины, и никто другой, а эта же собака оказалась виноватой.
Далее, на испытаниях в 1908 году, неудача "Микадо" объясняется разлаженностью между егерем и собакой. Опять при чем тут "Микадо". Ставьте егерю за плохое ведение собаки двойку, единицу, но не переносите этот балл на полевые качества. В конце концов, чьи способности вы испытываете - егеря или собаки? Задача испытаний -отбор производителей, а не егерей, от которых мы не ждем никакого потомства.
Также неудачен оказался дебют "Микадо" и на испытаниях О. Л. П. С., где он по недоразумению, как сказано в отчете, был дважды отозван от стойки; вторично посланный, он не довел до птицы, которая оказалась у него позади, чем произвел на судей впечатление собаки, с неособенно выдающимся чутьем.
Итак, опять недоразумение, которое чудесно переплетается со случаями, приведенными выше, в один безобразный рисунок.
"Мне кажется, пишет по этому поводу Гернгросс, что в этом недоразумении не "Микадо" не прошел в чемпионы..."
Расшифруем многоточие, поставленное автором по природной скромности, и скажем, что действительно это судьи не прошли не только в чемпионы, но даже на диплом третьей степени... Впрочем, не следует взваливать на их плечи всю сумму ответственности. Отвечать перед историей должны солидарно и судьи и законодатели правил.
Спустя пятнадцать лет, Р. Ф. Гернгросс пишет новую примечательную статью, посвященную другой знаменитости, "Камбизу" Б. В. Ясюнинского. ("О причинах частых разногласий в оценке чутья на полевых испытаниях", "Собаководство и Дрессировка" № 3 и 4 за 1926 г.).
В этой статье, как и в цитированной мною выше, те же удары похоронного колокола, подвешенного к самому куполу неба. По мнению маститого автора, 24 балла за чутье, полученные "Камбизом" на испытаниях Мосгубсоюза - печальное недоразумение (!)... в котором повинны судьи, "не сумевшие разобраться в том, что они видели, и сделать правильные выводы".
Итак, по мнению Р. Ф. Гернгросса, судьи в поле не заметили того, что увидел автор, не бывший в поле. Окна его кабинета оказались вышкой, с которой ему удалось лучше рассмотреть все детали работы "Камбиза"... Несмотря на трудности такого предприятия, проявив изумительную художественную интуицию и призвав к себе на помощь арифметику, Р. Ф. Гернгросс пытается убедить читателей, что "Камбиз" не смог сработать бекаса на 75 шагов, как это почудилось судьям.
Само собой понятно, что самые совершенные правила, как и законы, не могут дать полезных результатов, если применять их будут невежественные судьи: в этом, конечно, прав Р. Ф. Гернгросс, но я все же думаю, что его утверждение о заблуждении судей, столь же смело, сколь и неосновательно. Редакционные недостатки отчета и некоторая неполнота его, - а на них построена вся аргументация автора - дали последнему возможность лучше разобраться в том, чего он не видел, и сделать более правильные выводы, чем те, к которым пришли судьи, видевшие все детали и нюансы работы "Камбиза", шествуя за ним не в художественном воображении, а так сказать в натуре.
Вот почему вся эта статья - есть не более, чем безнадежная попытка реабилитировать правила за счет авторитета судей. Но ведь не в этом соль... Мое утверждение о том, что балловая расценка собак почти всегда есть равнодействующая ряда случайностей и что цифровое выражение полезных качеств не дает верной характеристики, независимо от объективных или субъективных причин, блестяще подтверждается Р. Ф. Гернгроссом, который второй раз так успешно льет воду на мою мельницу.
Действительно, какая цена этим баллам, если, по вине ли судей, невежественных или невнимательных, по несовершенству ли самих правил, становятся возможными такие чудеса, как 24 балла за чутье, поставленные "Камбизу" - этому неразгаданному сфинксу. Но... для Р. Ф. Гернгросса, как для царицы Савской, нет таких загадок, которых он не мог бы разрешить.
Все эти чудеса с баллами, конечно, нельзя отнести только за счет качества самих судей, как это делает мудрый Эдип кинологии.
Я не одинок в своей ереси. Отпавшие со мною от английского фильд-трайльсового исповедания считают необходимым, поелико возможно, избавить испытания от действия случая или, по крайней мере, свести это вредное влияние до минимума.
Я считаю совершенно бесспорной мыслью, если мои оппоненты не будут превращать дискуссию в спорт, что сущесвующая система полевых испытаний генетически не оправдывает себя, что победители испытаний еще не лучшие собаки среди других, проигравших поле, и что, наконец, абсолютная расценка их, выраженная цифрами, - не есть правильная характеристика их полевых качеств. Отбор производителей может и должен производиться на основе методического эксперимента и к тому нет тех технических препятствий, о которых будут говорить мои противники, бессильные побороть основную идею.
Дабы не возникло в дальнейшем никаких недоразумений между мною и моими оппонентами, я заранее оговариваюсь, что в мою программу, даже максимум, не входит гильотинирование испытаний. Более того, я признаю за ними большое спортивное значение... Все эти аксессуары: торжество победителей, горе побежденных, полировка нервов, вплоть до траура в семье собаковода – Аркашки Несчастливцева и пр. - являются как бы суммарным допингом для национального собаководства.
При большом количестве испытаний, когда одна и та же собака может десятки раз подвергаться экспертизе, как это, например, имеет место в Англии, пожалуй, средний итоговый результат даже может быть приблизительным показателем действительных достоинств собаки. Но все же и в этом случае общая расценка будет в некотором роде суррогатом, вроде маргарина, которым мы пользуемся, когда нет масла.
Экспериментальный же метод, за который я ратую, должен дать возможно точный ответ о всех полевых качествах собаки для целей отбора лучших. В этом принципе сила современной генетики.
Однако, великодушно даруя жизнь испытаниям, я требую, чтобы они называли себя своей собственной фамилией, т.е. состязаниями, и чтобы правила этих состязаний были очищены от тех нелепостей, которые достались нам по наследству.
В действительности то, что мы называем испытаниями, есть спорт, борьба собак на призы по условным правилам. Это верно не только филологически, но и по существу, ибо состязания имеют своею целью выявить лучшего при данных условиях, тогда как экспертиза или испытания преследуют более широкую цель, выявить действительно лучшего методом, при котором действие случайных причин должно быть исключено, или, при невозможности, сведено до минимума.
Этого можно достичь, испытывая собак на основе научно-исследовательского метода.
|
В Черповце Вы на меня наехали по этому поводу. Я все помню. 
мало, поэтому искать надо быстро, чтобы обыскать как можно больше пространства за единицу времени. 
- участник сейчас на форуме